Мои ранние годы

Дильго Кьенце - ранние годы

Введение

Руки мудрости и любви, что спасают меня от падения в пропасть самсары и нирваны;

Владыка сотни семейств, выдающийся среди будд;

Драгоценный учитель, славный предводитель моря прибежищ;

Я всегда буду служить тебе с рвением, безбрежным как океан.

Всего лишь сладкий аромат цветка твоего имени,

который украшает сад моего ума и несет в себе пользу и блаженство, способен рассеять мои мучения 

Три Драгоценности, ослепительное украшение, венчающее корону моей стократной веры,

Всегда продолжайте услаждать меня медом совершенного освобождения!

На поверхности крутой скалы моей кармы и эмоций, духовные качества - всего лишь хилые ползучие растения

Я преисполнен стыда от того, что записал историю своей жизни - хвастовство, полное преувеличений.

Великие существа, держатели учений, достигшие уровня благороднорожденных, способны вести преданных учеников к освобождению посредством примера своей жизни. Они могут прямо или косвенно давать наставления на примере своего океаноподобного, всегда превосходного и совершенного поведения тела, речи и ума. В моем же случае, в сравнении с навозной кучей моих изъянов даже гора Меру кажется маленькой. Пускай мне удалось взрастить крошечный побег видимости благочестивых качеств, он все равно не смог прижиться, а вместо этого сморщился, пожелтел и почти зачах. Постоянно создавая свинарник из незаслуженных подношений, загрязняя воздух зловонием своей кармы и эмоций, осознавая свои пороки и не скрывая их от самого себя, я не испытываю ни малейшего энтузиазма по поводу написания моей биографии, один лишь только стыд.

В наше время великолепные утверждения и реализация1 драгоценной Дхармы покрылись мраком, а солнце многих истинных ученых и реализованных существ закатилось. В то время как восхваляющий глас совершенного учения и практики с каждым днем все тише, неразумная иноземная оккупация Тибета разбросала всех величайших и добродетельных тибетцев, подобно гороху, брошенному на барабан, по разным странам, где никто не понимает ценности буддизма, вот и я тоже писал и дошел до конца этой строчки.

Благодаря доброте непревзойденных властителей мандалы мне не было отказано в сокровищах великого обучения, но поскольку я не принял изучение и размышление близко к сердцу, необработанная почва моего плохого характера так и осталась неподатливой. Не познав вкуса десяти принципов ваджрного мастера2, а лишь изображая глаголющего Дхарму, внешне я стал похож на учителя с именем Кхъенце Тулку, которое подобно пику на победном стяге3. Благодаря этому величавому титулу, полагая, что грохот барабана Дхармы может принести пользу каждому, кто обращался ко мне с просьбой о нектароподобном даре созревания и освобождения, я распространял его всегда и везде. Поэтому ко мне относились как к истинному учителю существа, следующие учению благодаря моему имени и важности титула, а также последователи Дхармы, обладающие знанием характеристик настоящего учителя. С искренней верой и уважением они не раз предлагали мне записать историю моей жизни, и тогда я вспомнил слова своего учителя. Всеведущего Манджушри Чокьи Лодро часто просили записать свою биографию, тот сочинил ее в стихах и сказал мне: «Тебе тоже следует записать свою биографию. Однажды Джамгон Кхъенце Вангпо наказал своему ученику, ученому держателю ваджры Дордже Рабтену, попросить Джамгона Конгтрула Ринпоче и великого бодхисаттву Патрула Ринпоче записать свои биографии, поскольку это будет очень благоприятно, а также будет иметь большую ценность в будущем, а затем пообещал написать свою. Джамгон Конгтрул написал свою автобиографию, а вот Патрул Ринпоче в ответ ничего не обещал, поэтому Кхъенце Вангпо так и не оставил после себя подробной автобиографии». Вспомнив эти случайные слова, мне на ум пришли строки, написанные всемирным духовным проводником Дхармы, светом мира, Гуна Самудрой4:

Если мы получили безупречные свободы и преимущества и обрели естественным образом благоприятные условия четырех колес, тогда целью дисциплинированного изучения, размышления и медитации, таких усердных, какие только возможно представить, является реализация трех сферы чтения и оставления5.

Будучи постоянно принятым с добротой благородными учителями, наделенными безусловным состраданием, было бы неправильным, с моей стороны, недооценивать или пренебрегать их словами. Поскольку эти слова могут создать благоприятные обстоятельства для абсолютной истины в будущем, я напишу обо всех благодетельных деяниях, которые я совершил.

Место моего рождения

Начну с того, что место, где это тело обрело свое воплощение, называется Маха-бхота, или земля, известная как Великий Тибет. Великий Тибет состоит из трех провинций, четырех районов и трех регионов6. Согласно данному делению, место, в котором я родился, называется Мекхам7. Из шести областей Докхама место моего рождения зовется Нгудза Земо, или хребет Залмо. Всемирный монарх Чингисхан, владевший обширными подмандатными территориями, подарил три провинции Тибета Дрогону Чопчаку Ринпоче и, согласно этому распределению земель, место, где я родился, называется провинция Кхам Черношапочников - земля, принадлежащая великому богу изобилия высокогорья Гьонгчену Донгра. Эта протяженная территория заполнена широкими зелеными долинами, в которых многочисленные реки, берущие свое начало из долин поменьше, формируют распустившийся восьмилепестковый лотос, украшенный многочисленными домами, расположенными в его центре, и окруженный ухоженными зерновыми полями. Рядом возвышается огромная гора, полностью окруженная лесами, скалами и красивыми зелеными холмами. Богиня зимы охраняет вершину горы, склоны которой покрыты белоснежным тюрбаном, опоясывающим ее словно обод колеса8. Из четырех великих рек Амдо, только Янгце, наполненная золотом, протекает с запада на восток. На правом побережье Янгце мягко развеваются сотни лунгта, словно знамена победы, покорившие все направления. Подобно пылающей драгоценности на вершине величественной горы Меру, этот пик украшает обиталище ужасного Барлха Цегьял и его свиты - местного божества, которое приглядывает за местностью. Ниже, в широком ущелье, с юго-востока на юго-запад протекает река, мириады волн которой, кажется, танцуют в пространстве. На левом берегу реки расположен холм, форма которого похожа на благоприятный символ рыбы, на шее которой расположен фамильный особняк Дилго. Вокруг него небо, горы справа и слева, ручьи, тропинки, и прочее, похожи на восемь благоприятных символов.

В Центральном Га и Ден произрастают богатые и прекрасные урожаи культивированного и дикого зерна и фруктов, а также лекарственных деревьев и растений, поэтому крестьяне и кочевники в этой местности живут зажиточно. В деревне есть все необходимые запасы ресурсов, и она носит название Денма9, поскольку обеспечена всеми богатствами, а посредине протекает наполненная золотом река Янгце. Великий храм Таре Пемо Джонг, которому принадлежит управление данной территорией, расположен к востоку от деревни.

В Докхаме находятся двадцать пять священных мест, которые посещал Второй Будда отшельник Пема Гьялпо со своей свитой10. Докхам, расположенный в Великом Тибете, состоит из верхнего Кхама, среднего Кхама и Амдо. Эти три региона занимают обширную территорию, при этом верхние части долины разделяют огромные расстояния. Здесь живут различные сообщества, представители различных этнических групп и диалектов, и внешний вид и поведение различных племен не похожи друг на друга. Некоторые поселения разбросаны вдоль равнин, другие, наоборот, сосредоточены в одном месте. Они похожи на разноцветное собрание цветов в летнюю пору.

Моя семья

На пересечении девяти наиважнейших областей в центре Докхама жил бодхисаттва король Дерге со своими поданными. У короля было двадцать пять губернаторов, управляющих автономными областями и являющихся главами большого южного региона. Губернаторы были независимы друг от друга, знали государственные законы и были достойны звания министров короля. К тому же у короля было двадцать пять сановников, которые возглавляли двенадцать северных кочевнических племен. Все они происходили из мудрейшей и верной семьи Зхакар, которые были приближены к королю и заботились исключительно о благополучии граждан.

Я родился в семье отважных и ловких дворян, о чем упоминается в драгоценном тексте Джамгона Кхъенце Вангпо: «Его линия называется Мио11, по крови – Га». Моя фамильная линия, в частности, зовется Дилго и имеет три ответвления: Терлунг, Ало Ронг и Ден. Все три принадлежат к одной семье, но в настоящее время географически разделены. Терлунг Дилго являлась основной линией, две другие представляли собой ее потомков.

Я родился в семье Ден Дилго, а моего отца звали Таши Церинг. Моим дедушкой был Таши Цепел, губернатор Дерге. По просьбе моего дедушки были изготовлены тханки с изображениями Исполняющей желания Драгоценности и историей предыдущих жизней Будды Шакьямуни12. Поэтому его также называли Пагсам13.

Наша семейная история гласит, что однажды один из семьи Ало Дилго погиб, сражаясь за короля Дерге. Чтобы выразить свою признательность, правительство Дерге подарило моей семье большой участок добротной земли в Денкоке. Семья Дилго имела обычай отправлять двух слуг, мужчину и женщину, присматривать за этой землей. Слуги работали в поле и следили за территорией. Каждый год они отправлялись туда весной, а возвращались зимой. Слуги так часто ездили туда-сюда, что однажды моя семья решила, что те должны переехать и жить в Денкоке.

В то время мой дедушка Таши Цепел был одним из многих сыновей в семье Ало Дилго. Он не был любимым сыном. В действительности, наоборот, у него было так много братьев, что никто на него по-доброму даже не смотрел. Однако обоим слугам он очень нравился, и они в каком-то роде его усыновили. Он всегда спал в их комнате. Тот год, когда слуги должны были уехать в Денкок, обещал стать печальным для Таши Цепела. Они старались держать известие о своем отъезде в секрете, чтобы уберечь мальчика от грусти расставания, но ему все было уже известно. Когда слуги уезжали, Таши Цепел собрал свои вещи и отправился вслед за ними. Семья решила не противиться и позволить ему уйти со слугами и жить с ними в Денкоке.

Когда дедушка повзрослел, он стал очень влиятельным человеком и, в конце концов, сделался важным министром в правительстве Дерге. Со временем он стал владельцем такого количества земель, которое было больше, чем у всех остальных аристократических семей Дерге вместе взятых. Он стал известен под именем Губернатор Дерге и прославился своей честностью, умом и образованностью. Таким был мой дед. Он женился на девушке, которая усердно практиковала Дхарму и начитала большое количество мантр Авалокитешвары. Так вышло, что остальные сыновья семьи Ало Дилго не были выдающимися членами общества, некоторые даже стали жуликами. С тех пор дворяне нашей семейной линии происходили из семьи, жившей в Денкоке. Тем не менее, основной в роду считалась семья Терлунг Дилго. Джамьянг Кхъенце Вангпо происходил из семьи, которая жила в области Терлунг, до сих пор там можно увидеть его комнату, кровать, а также пещеры, в которых он медитировал, имел видения и открывал духовные сокровища. В нашей семье появилось еще одно воплощение Джамьянга Кхъенце, он был его настоящей инкарнацией. Когда Джамьянг Кхъенце Великий уходил, он пообещал, что одна из его инкарнаций примет рождение в традиции бон. Из всех его инкарнаций этот мальчик из нашей семьи был больше всех похож на него внешне, возможно, потому что в его венах текла та же кровь. У него даже были такие же необычно большие глаза, как у Джамьянга Кхъенце Великого.

Главными учителями нашей семьи, и особенно моего дедушки, были Джамьянг Кхъенце Вангпо и Джамгон Конгтрул. В молодости мой отец ходил на охоту и убивал животных. Мой дедушка сказал ему: «В нашей семье никто не охотится. Если ты убиваешь животных, Джамьянг Кхъенце тебя отругает». Однажды вся семья отправилась в Дзонгсар повидать Джамьянга Кхъенце. Он пригласил моего отца к себе в комнату и спросил: «Ты когда-нибудь убивал животных?» Мой отец очень испугался, но поскольку он знал, что учителю никогда нельзя лгать, то ответил: «Да, я убил нескольких животных». «Семья Дилго очень богата и тебе нет нужды охотиться, - сказал ему Джамьянг Кхъенце. – К тому же, спорю, ты бы не смог никого подстрелить, даже если тебе нужно было бы заполнить желудок. С сегодняшнего дня ты должен взять обет никогда больше не охотиться». После этого он взял в руки статуэтку и приложил ее к голове моего отца, которому стало стыдно и неловко. Когда он вернулся домой, дедушка спросил его: «Что тебе сказал Кхъенце Ринпоче?» Мой отец не отвечал и был очень расстроен. «Он сказал, чтобы ты перестал охотиться на животных?» - «Да», - ответил мой отец. Мой дед заверил его, что он ничего не говорил Джамьянгу Кхъенце об этом, однако Джамьянг Кхъенце мог предугадывать события. После этого он добавил: «Как ты знаешь, в нашей семье мы целиком полагаемся на наставления Джамьянга Кхъенце, поэтому тебе больше не стоит охотиться». И мой отец больше никогда не ходил на охоту.

Когда мой отец стал старше, Таши Цепел посоветовал ему делать практику Вадракилайи. Поскольку мой дед питал особые чувства к Джамьянгу Кхъенце, то на следующий год они отправились в монастырь Дзонгсар, чтобы попросить у него посвящение Ваджракилайи. Однако, к своему сожалению, они узнали, что Джамьянг Кхъенце совершал в это время строгое затворничество, поэтому повидаться с ним не было никакой возможности. Тем не менее им повезло, потому что в то время в Дзонгсаре находился Джамгон Конгтрул. Мой дедушка посчитал, что получить посвящение от Джамгона Конгтрула было бы очень благоприятным событием для моего отца. Поэтому Джамгон Конгтрул согласился.

В назначенный день после того как Джамгон Конгтрул совершил приготовления к посвящению, мой отец, дядя и их сопровождавшие отправились к нему в комнату. Все собравшиеся были членами аристократических семей Дерге, Джамгон Конгтрул принял их со всем своим гостеприимством, поэтому перед посвящением они с радостью согласились перекусить неподалеку от резиденции Джамьянга Кхъенце. Неожиданно к ним подошел личный помощник Джамьянга Кхъенце и пригласил собравшихся с помещение, где великий лама совершал затворничество. Несмотря на то, что это затворничество было строгое, Джамьянг Кхъенце, казалось, знал о том, что происходило внизу в монастыре.

Когда они прибыли к дверям его комнаты, их встретил ритуальный мастер, держа в руках сосуд с очищающей водой, это было знаком начала церемонии посвящения. Внутри сам Джамьянг Кхъенце стал вести церемонию посвящения, которое они попросили у Джамгона Конгтрула. Как только они вошли в его комнату, Джамьянг Кхъенце Вангпо даровал им развернутое посвящение Сущностного Килайи устной линии передачи, а также передачу лунг и соответствующие наставления. После этого он сказал: «С этого момента ты должен прекратить охотиться на диких животных. Религиозный юноша не должен совершать аморальные поступки. Ты должен получить формальные обеты прибежища упасаки от Кармапы Какьяба Дордже14». Таким образом, они получили посвящение от кого хотели.

После посвящения они отправились обратно в комнату к Джамгону Конгтрулу, у которого в окне все еще горела масляная лампада. Джамгон Конгтрул спросил: «Что хотел Кхъенце Ринпоче?» Они ответили, что получили от него посвящение Ваджракилайи. «О, очень хорошо, нет ничего лучше, чем получить это посвящение от Джамьянга Кхъенце. Тем не менее, раз уж я уже совершил приготовления, то я продолжу и дам вам его снова!» Таким образом они получили посвящение Килайи устной линии сразу от двух держателей этой практики: от самого открывателя сокровищ-терма (Джамьянга Кхъенце) и того, кто эту практику записал (Джамгона Конгтрула).

Конгтрул посоветовал моему отцу выполнить начитывание мантры Ваджракилайи, по этой причине тот провел три месяца в ретрите. Мой отец также получил наставления о единстве учителя и Ваджракилайи от Мипама Манджушри, который подарил ему свою рукопись, которую сам написал15. Он начитал сто тысяч раз шестистрочную молитву «Пылая как огонь Кальпы», которая является частью семичастной молитвы, а также получил обеты тройного прибежища упасаки от Кармапы Какьяба Дордже, который даровал ему имя Карма Норбу Ригдзин Цеванг. Мой отец был предан только нескольким учителям, хотя ни разу не говорил ничего плохого о других. Из всех учителей его самыми любимыми были Онпо Тенга и Шечен Гьялтсап16, хотя он также испытывал преданность по отношению к Джамьянгу Кхъенце Вангпо и Мипаму Ринпоче. Гьялсей Шепен Тайе, племенник Ургьена Тензина Норбу, которого обычно звали Онпо Тенга, и другие реализованные мастера относились к моему отцу с большой любовью. Он начитал сто миллионов шестислоговой мантры Самоосвобождения Страданий практики Авалокитешвары и сто тысяч раз начитал мантру богини Тары. Каждый год он начитывал сотни молитв, обращенных к Таре, и поднес несколько сотен тысяч светильников. Он совершил летние затворничества в монастырях Бенчен и Сакар, и получил неплохое религиозное и политическое образование. Мою мать звали Лхага, она была дочерью министра Дерге. В отличие от отца, который всегда был несколько строгим, моя мать всегда была очень мягкой. Она встречалась с Джамгоном Конгтрулом и Джамьянгом Кхъенце Вангпо, а также с Мипамом Ринпоче, Кхеченом Таши Озером и многими другими учителями, от которых получила много посвящений и учений. Если она получала посвящение от учителя, то никогда не позволяла себе его ослушаться или проявить неуважение. Благодаря ее чистому видению, щедрости и благим поступкам, она стала известна за свою добродетель и вела соответствующую жизнь.

Мое рождение

Как-то раз принц Дерге рассказал мне, что однажды Мипам Ринпоче сказал моему отцу: «Я старый больной монах, который вот-вот умрет, поэтому мне не нужен дом. Но тебе нужно построить домик для затворничества на том холме позади твоего дома. Это принесет пользу королю Дхармы и правительству Дерге. Я не буду уходить далеко от жителей Дерге». Что касается месторасположения, если смотреть на тот холм с восточной стороны, то он имел отчетливую форму лежащей на спине черепахи, при этом домик Мипама Ринпоче Таши Палбар Линг располагался в самом ее сердце. Рядом росло большое можжевеловое дерево, и Мипам Ринпоче называл его деревом бодхи. Голова черепахи была обращена на запад к горе, имеющей форму огня, справа находился холм в форме дерева, слева располагался холм в форме металла, а в хвосте находился холм, похожий на воду17. Восточная сторона была широко распахнута, поэтому солнце и луна обычно рано поднимались над горизонтом и поздно садились, а горные вершины были похожи на широкое небесное колесо со множеством спиц. Это были превосходные знаки для выбора места. Что касается внутренней геомантии, вся территория представляла собой совершенную копию северной Шамбалы, а центральный холм походил на Дворец Капалы. Все окружающие равнины были разделены реками, придававшими им форму лепестков лотоса, среди которых располагались несколько деревень. В течение зимы их окружало кольцо из заснеженных холмов. Именно здесь изначальный Будда Мипам Гьюрме Микио Дордже впервые повернул колесо Дхармы Ваджрного Солнечного Света – подробного комментария на сущностную тантру Калачакры.

Когда я находился в утробе своей матери, моя семья отправилась повидать Мипама Ринпоче. Тот сразу же спросил, не беременна ли моя мать, и отец ответил, что так и было. Мои родители спросили у него, будет ли это девочка или мальчик. «Это мальчик, - сказал Мипам Ринпоче, - и важно, чтобы вы сообщили мне, когда он родится». Он дал моей матери защитный шнурок и наказал им, чтобы в день родов за ним послали слугу. Он также дал моим родителям несколько пилюль Манджушри и некоторые другие вещи. Я родился в семейном доме Дилго у подножия горы в особый день третьего месяца года железной собаки, в 1910 году, во время пиршественного подношения по случаю завершения Мипамом Ринпоче подробного комментария на ваджрную тантру Калачакры. Это был очень благоприятный понедельник третьего лунного дня. Всеведующий Мипам Ринпоче отправил моим родителям сообщение, чтобы те назвали меня Таши Палджор и положили мне на язык растворенную в воде пилюлю Манджушри еще до того, как я выпью материнского молока. В тот момент, когда я родился, на моем языке написали слог ДХИ священной пилюлей Мипама Дордже. С тех пор до самой своей смерти Мипам Ринпоче давал мне пить священные пилюли Манджушри каждый день.

Немногим после моего рождения мои родители отвезли меня к Мипаму Ринпоче, чтобы тот провел для меня ритуал очищения и выкупа с благословением долгой жизни. Он объяснил, что этот обряд совершается в Индии, когда ребенок появляется на свет. Он дал мне кусок желтого шелка и сосуд со смолой. Поскольку я родился с длинными волосами, отец беспокоился, что длинные волосы могут повредить глаза и спросил, можно ли их отрезать. Мипам Ринпоче ответил: «Не отрезайте волосы. Вместо этого, по китайской традиции, завязывайте волосы ребенка в узелки как у Манджушри». По просьбе моей матери, он написал своей рукой мое имя Таши Палджор, и мать всегда хранила этот листок бумаги в своей молитвенной книжке. По индийскому обычаю, когда ребенок появляется на свет, устраивается праздник, поэтому Мипам Ринпоче по этому случаю приготовил дикую сладкую картошку в растопленном масле и угостил мою семью. Спустя некоторое время мы снова навестили Мипама Ринпоче. Он дал мне посвящение Манджушри и сказал: «Я буду заботиться о тебе на протяжении всех твоих будущих жизней».

Во время еды даже маленький кусочек испорченной пищи застревал у меня в горле, поэтому Мипам Ринпоче часто передавал мне остатки своей еды, освященные мантрой АРАПАЦА18. Каждый месяц когда мои родители брали меня к нему, он дул на меня во время начитывания мантры АРАПАЦА, чтобы защитить меня от младенческой смерти, он также подарил мне рукописные защитные кхорло, наказал моей матери начитывать мантру Палден Лхамо и дал ей минеральные пилюли, состоящие из трех ингредиентов, с тем чтобы она давала их мне, пока мне не исполнится пять или шесть лет19. Перед самой своей смертью он специально даровал мне посвящение тела, речи и ума божества мудрости Манджушри, используя статуэтку, которая служила ему в качестве опоры для практики. Он молился и пообещал заботиться о моей семье до тех пор, пока мы все не достигнем просветления. Поскольку Мипам Ринпоче защищал нас с такой бесконечной и великой добротой, мой отец перед самой смертью видел сон, в котором собирался спуститься в темное помещение, но Мипам Ринпоче сидел внутри и предупредил моего отца: «Не ходи туда, иди сюда!» И мой отец пошел по направлению к Мипаму Ринпоче.

Каждый раз когда я изучаю или даю наставления по Дхарме, я чувствую, что того небольшого понимания, которым я располагаю, мне удалось достичь благодаря доброте Мипама Ринпоче, который был олицетворением Манджушри, - в этом я полностью убедился.

Я возношу хвалу Манджушри, чья доброта способствовала развитию моих добродетелей; я также возношу хвалу духовным учителям, благодаря доброте которых я продвигался на своем пути.

Эти строки Шантидэвы являются самой сутью истории моей жизни, потому что как только я появился на свет, я встретил Манджушри во плоти, и он заботился обо мне, хотя его и не просили об этом.

Говорят, что я являюсь эманацией многих учителей. Дзогчен Ринпоче и Кхенпо Шенга считали, что я являюсь эманацией Онпо Тенга, коренного учителя моего отца20. Онпо Тенга был довольно строгим учителем, он часто останавливался в доме моего отца и гостил долгое время. Однажды когда учитель уезжал, сопровождавшие его монахи забыли один из его ритуальных предметов в доме моего отца. Вечером, когда настало время совершать ритуал, помощник учителя забеспокоился о пропаже и, ожидая, что его могут отругать, рассказал, что оставил ритуальный предмет у нас дома и за ним нужно кого-нибудь послать. К его удивлению, Онпо Тенга возразил, что в этом нет необходимости, потому что когда-нибудь он вернется, чтобы его забрать, и то, что предмет был забыт, было благоприятным знаком. Вскоре после этого Онпо Тенга умер, и люди говорили, что раз он произнес такие слова о ритуальном предмете, то, вполне возможно, он переродится сыном моего отца.

В скором времени у моего отца и правда родился сын, который был официально признан перерождением Онпо Тенга. Из монастыря Геманг была послана делегация во главе с Кхенпо Йонга для того, чтобы пригласить инкарнацию в монастырь. Делегация добралась до противоположного берега реки, напротив которого жили мой отец и молодой брат-тулку. Однако вечером произошло сильное землетрясение, в результате которого у нашего дома в Денкоке обвалилась стена, и мои бабушка, дедушка и брат (молодой тулку) погибли. В это время Пятнадцатый Кармапа Какьяб Дордже находился неподалеку, поэтому за ним послали слугу с просьбой провести погребальный ритуал. Кармапа сообщил, что готов провести ритуал, и добавил, однако, что в случае его приезда ему придется также провести новогодние ритуалы и церемонии в доме Дилго, поскольку приближался новый год. Кармапа спросил, не возражаем ли мы, если он проведет у нас праздничные ритуалы, несмотря на печальные события, которые произошли в нашей семье. Он также объяснил, что его будет сопровождать большая свита, поэтому поинтересовался, не помешают ли они нам. Мой отец отправил Кармапе ответ, приглашая его провести новогодние церемонии в нашем доме и сообщая, что мы в состоянии разместить у себя более ста человек. Таким образом в нашем семейном поместье Дилго собрались сто человек и провели праздничные церемонии. Кармапа заверил, что это очень благоприятное событие для будущего нашей семьи.

Позже мой отец спросил Дзогчена Ринпоче, где тулку примет свое новое перерождение. Дзогчен Ринпоче ответил, что сейчас не может дать точный ответ, но пообещал оповестить моего отца в случае, если ему придут какие-либо указания. Спустя четыре дня к нам прибыл посланник Дзогчена Ринпоче и сообщил, что у тулку появилось три эманации: одна из них растворилась в сердце Гуру Ринпоче, вторая приняла перерождение как сын Ракши Тонтренга, который занимался обращением демонов-каннибалов на их континенте, а третьей предстояло переродиться снова сыном моего отца. Вскоре моя мать забеременела, и ожидалось, что этот ребенок и станет этой инкарнацией. Однако несмотря на то, что во время беременности у моей матери было много волшебных знаков, ее ребенок умер у нее в животе. Я был следующим ребенком, и люди, которые не знали о нерожденном ребенке, объявили меня реинкарнацией Онпо Тенга. Поэтому многие учителя, такие как Адзом Друкпа21 и Кхенпо Шенга, знали меня, как перерождение Онпо Тенга, а когда я был признан перерождением Кхъенце Вангпо из Шеченского монастыря, то люди из монастыря Дзогчен были не очень этим довольны.

В нашем доме находился храм, главной фигурой которого была статуя Будды, размером со статую Джово в Лхасе. По бокам были расположены статуя тысячеглазого Авалокитешвары, статуя Гуру Падмасамбхавы в человеческий рост и еще одна поменьше, которая принадлежала Джамьянгу Кхъенце, а также изображения Восьми проявлений Падмасабхавы, и многие другие. Помимо этого, имелась алтарная комната, в которой находились торма защитников Сердечной Сущности Великого Пространства, а также комната, убранная Онпо Тенга, в которой хранились торма Церингмы.

Несколько часов в день я посвящал изучению чтения и письма. Поскольку моя семья была богатой, у нас было семь или восемь слуг, а также все необходимые предметы для проведения церемоний. Ради смеха я обыкновенно закутывался в шаль и заставлял всех слуг одеваться в платки из грубого шелка, после чего мы делали большие торма и изображали ритуал Ваджракилайи. Многие люди, которые приезжали к моему отцу, спрашивали, из какого мы монастыря.

Летом, когда мне было около семи-восьми лет, после утренних занятий я обычно забирался повыше в гору и разбивал палатку. Там, где я останавливался, располагались очень красивые луга, полные цветов, и я любил проводить там весь день, играя в воде. После обеда, около четырех часов, я уделял еще немного времени учебе. У нас был очень большой дом, словно дворец, в нем было больше ста комнат. В западном крыле находился храм защитников традиции Сакья. Мои родители жили в восточном крыле, оттуда им не было слышно, как мы шумели, играя на ганглинах и других инструментах в храме защитников. В доме было пять этажей. У нас было сорок или пятьдесят лошадей, около семидесяти-восьмидесяти мулов, десять тысяч дри и дзо, и т.д.22 Некоторых из них мы одалживали людям, чтобы те за ними присматривали, а позже отдавали обратно. Поскольку у нас было много земли, то у нас было огромное количество зерна. Обычно мы сеяли около ста мешков ячменя в год. Летом нужно было работать на полях в течение двух месяцев, а осенью собирать урожай в течение еще двух месяцев. У меня было три брата и несколько сестер. Мой старший брат был еще молод, когда погиб во время землетрясения. Второго брата звали Шедруп, третьего – Сангье Ньенпа Ринпоче23, я был самым младшим мальчиком.

Мое признание

Мой отец не хотел, чтобы кого-то из нас признали реинкарнацией одного из учителей. До рождения Сангье Ньенпы, у ламы нашей семьи были сны, которые он связывал с моим отцом. В одном из них ему приснилось, что в нашем доме кто-то играл на знаменитой паре кимвал, которая хранилась в монастыре Бенчен, и по этому случаю собралось много людей. Он почувствовал, что это означало, что следующий сын в семье станет эманацией Сангье Ньенпы, который возглавлял монастырь Бенчен. Мой отец разозлился, потому что не желал отдавать сыновей в монахи и, очевидно, сказал ламе, что если бы тот не жил у них так долго и не был хорошим другом семьи, то он высек бы его сто раз плетью. Еще мой отец сказал ему держать рот на замке и не рассказывать никому об этом сне, поэтому лама обещал никому об этом не говорить. Однако чуть позже Кармапа заявил, что этот ребенок в действительности был Сангье Ньенпой. Отцу очень не хотелось отдавать его в монастырь, он был убежден, что будь у него еще один сын, его бы тоже объявили реинкарнацией ламы. Когда мне исполнился один год, наш дом посетил еще один знаменитый учитель Ваджрадхара Джамьянг Лоте Вангпо, составитель бесконечного числа тантр Ваджраяны великой школы Сакья. Он был самым выдающимся учеником Джамьянга Кхъенце и стал коренным учителем Кхъенце Чокьи Лодро, поскольку именно он ввел Кхъенце Чокьи Лодро в природу своего ума. В то время в той местности царила эпидемия. Мои родители боялись, что я заболею, поэтому моя мать отвезла меня на вершину горы, где жил наши кочевники. Когда приехал Лотер Вангпо, моя мать повезла меня обратно, чтобы встретиться с ним. Лотер Вангпо остановился в храме защитников, и, зайдя туда, мы встретили его в коридоре. Увидев меня сидящего на коленях у матери, он очень обрадовался и сказал: «Какой замечательный мальчик. Пожалуйста, покажите мне его руки». Моя мать так и сделала. Пока он разглядывал линии на моих ладонях, он сказал моему отцу, что Кхъенце Чокьи Лодро попросил его за время своего нахождения в Дзонгсаре найти настоящего Кхъенце Тулку. «Это эманация Джамьянга Кхъенце Вангпо. Вы должны отдать его мне». Поскольку он повторял это снова и снова, мой отец сказал: «Я спрашивал о нем у Мипама Ринпоче и тот ответил мне, что лучше не давать этому тулку имя и не возводить на трон. Он сказал, что когда моего предыдущего сына признали перерождением Онпо Тенга, сбор подношений на его интронацию сделал его знаменитым, что повлекло за собой появление препятствий в его жизни, поэтому в этом случае, будет лучше позволить тулку делать то, что он сам захочет». После того, как мой отец сказал ему эти слова, Лотер Вангпо согласился и не рассказал в Дзонгсаре, что тулку находится в доме Дилго. До того как Лотер Вангпо посетил дом Дилго, у него было несколько снов, которые он позже рассказал своему секретарю Кхенчен Джамьянгу Кхъенрабу Тайе. Лама Джамьянг Дхармамати передал мне его слова: «После того, как мне три дня снился мой учитель Кхъенце Вангпо, который был в хорошем настроении, мне принесли маленького мальчика из дома Дилго. Дзонгсар Кхъентрул Чокьи Лодро поручил мне распознать знаменитого тулку Кхъенце, и я решил, что этот мальчик и есть тулку».

Моя мать хотела забрать меня обратно к кочевникам, поэтому Лотер Вагнпо дал мне защитный шнурок, благословленный его коренным учителем всеведующим Джамьянгом Кхъенце Вангпо. Он также подарил мне бусинку из четок, которые Джамьянг Кхъенце Вангпо использовал во время практики Пути и Плода24. Он сказал своему племяннику Лосалу, очень приятному человеку, который также был его секретарем, что хочет подарить мне очень хороший церемониальный шарф и пилюли Манджушри, и пока мы сидели, Лосал принес с виду старый шарф. Лотер Вагнпо сказал: «Нет, не старый, принеси мне новый, без пятен!» Лосал принес шарф получше, но и тот был недостаточно хорош. Поэтому Лотер Вангпо попросил его сходить еще раз и принести совершенно новый шарф. Моя мать была очень скромной и сказала: «Этот хороший», но затем Лосал принес абсолютно новый шарф, и Лотер Вагнпо сказал, что этот подойдет и одел мне его на шею. Он сказал моей матери хорошенько обо мне заботиться. Он также дал мне имя, но оно потерялось. Лотер Вангпо прожил в доме Дилго около месяца. Он навестил Мипама Ринпоче, который совершил для него ритуал долгой жизни Белой Тары в комнате для гостей и простерся перед ним. Лотер Вангпо поднес Мипаму Ринпоче статуэтку Манджушри из терма тертона Согьяла25. Мипам Ринпоче сделал для статуэтки меч и книгу из золота, поднесенного ему Другу Токденом Шакья Шри26. Впоследствии Мипам Ринпоче использовал эту статуэтку как опору в практике и положил ее в маленькую деревянную коробочку, в которой также хранились терма Чокгьюра Лингпы и реликвии Будды Кашьяпы и Будды Шакьямуни. Он обернул коробочку пятицветной парчовой тканью и носил ее с собой. Когда он сочинял тексты, он любил раскрывать коробочку перед собой и делать подношения, после чего из сердца Манджушри исходил белый свет и слоги, которые тот записывал. Иногда свет растворялся в сердце Мипама Ринпоче и он уже знал, что написать, не задумываясь. Перед тем как Мипам Ринпоче умер, по его наставлению, была изготовлена большая статуя Манджушри величиной с Джово из Лхасы. Он положил маленькую статуэтку Манджушри в сердце большой и попросил поставить ее в Шечене. После того, как китайцы разрушили Шечен, эту статую переместили в Дерге Гончен. В то время Мипам Ринпоче жил на горе позади нашего поместья. Когда Лотер Вангпо уехал, мой отец отправился повидать Мипама Ринпоче и передал ему слова Лотера Вангпо. Мипам Ринпоче ответил, что Лотер Вангпо – великий учитель, поэтому его слова должны быть правдой. Однако лучше не проводить официальную церемонию распознавания с подношением шарфов сейчас, поскольку могут проявиться препятствия. Мой отец имел большую веру в Мипама Ринпоче, поэтому послушался его.

Затем мой отец отправился в Джейкундо, чтобы встретиться с Лотером Вангпо, и передал ему слова Мипама Ринпоче. Лотер Вангпо ответил ему, что это очень хорошо и что отец должен отдать ему меня. Поскольку я был тулку Джамьянга Кхъенце Вангпо, отец не мог меня не отдать. Мой отец не очень ему верил и уточнил, по каким знакам он определил, что я был Джамьянгом Кхъенце Вангпо. Тот ответил, что перед тем, как прийти к нам домой, у него были видения Джамьянга Кхъенце Вангпо в течение трех дней, после чего он встретил меня и убедился, что ошибки никакой нет. Мой отец сказал, что Мипам Ринпоче также распознал во мне тулку, но просил не признавать меня официально, на что Лотер Вангпо разозлился и сказал: «Никто не может говорить мне не признавать Джамьянга Кхъенце Вангпо!»

Близкий ученик Джамгона Конгтрула по имени Лама Тензин Чогьял был наставником моего старшего брата Чоктрула Сангье Ньенпы. Однажды когда он гостил у нас дома, совершая недельный друбчен по практике Тайного Собрания Долгой Жизни Владыки Дхармы Ратна Лингпы, моим родителям, братьям, сестрам и мне посчастливилось получить от него сущностное посвящение27. Это было первое посвящение, которое я получил будучи в этом теле, и я полагаю, что благодаря этому первоначальному благоприятному совпадению я прожил дольше остальных членов семьи Дилго.

В двадцать девятый день четвертого месяца года водяной мыши, в 1912 году, всеведующий Мипам Ринпоче покинул этот мир в своей хижине, расположенной на вершине холма неподалеку от нашего поместья. Перед самой своей смертью он сказал своему постоянному помощнику и ученику Ламе Оселу: «Когда я умру, ты испытаешь великую боль, но это не продлится долго». После того, как Мипам Ринпоче умер, Лама Осел практически обезумел. Он ничего не ел, не мог находиться на одном месте, а все время то выходил, то снова возвращался в свою комнату. Спустя сто дней у него было видение Мипама Ринпоче в небе. На нем была шапка пандиты, он делал записи и, заканчивая очередную страницу, бросал ее в Ламу Осела. Буквы были написаны не черными чернилами, а сияющим золотым светом. Лама Осел взял одну из страниц и смог прочитать несколько слов «Лучистый свет… радужное тело… сверкающий…». Затем Мипам Ринпоче указал в небо при помощи мудры и трижды произнес: «Несокрушимое, сияющее тело света!» После этого Лама Осел больше не печалился. Шечен Гьялтсап Ринпоче приехал, чтобы принять участие в похоронной церемонии, и мы пригласили его пожить у нас. В то время ему было сорок три года. Я часто виделся с ним, и однажды он сказал моему отцу: «Ты должен отдать мне своего сына, он принесет пользу учениям Шечена». Мой отец ответил: «Сегодня тулку в основном занимаются сбором подношений. Если же он действительно будет полезен и принесет пользу учению посредством изучения, размышления и медитации, то я отдам вам его. Но почему вы уверены, что мой сын – тулку?» - «В алтарной комнате вашей семьи находилась статуя Церингмы, которая была заложена и освящена Онпо Тенга из Геманга», - объяснил Гьялтсап Ринпоче, который очень редко говорил такие вещи. «Мне приснился сон, что она превратилась в настоящую Церингму, которая произнесла: «Тебе нужно позаботиться об этом мальчике, он принесет пользу твоим учениям».

Мой отец, будучи очень прямолинейным человеком, ответил, что будь это правдой, он позволил бы забрать меня в Шечен, но если я нужен только для того, чтобы занять трон в монастырях Шечен или Дзогчен и участвовать в политических и религиозных интригах, то в этом случае он меня не отпустит. Шечен Гьялтсап уверил его, что я принесу пользу учению и многим существам, поэтому мой отец согласился меня отпустить. Однако я был еще младенцем, поэтому меня отправили в Шечен, когда я чуть-чуть подрос. Тем временем все старшие шеченские монахи считали, что я являюсь эманацией Рабджама Ринпоче, и даже распространяли об этом слухи28. Через три дня после смерти Рабджама Дечена Гьялпо, его тело мудрости явилось Гьялтсапу Ринпоче, который записал все, что тот сказал, сложив стихотворение: «Из трех, происходящих из одного, пусть второй будет первым». Шечен Конгтрул Ринпоче29 сказал, что это означает, что у Рабджама Ринпоче было три эманации, и средняя из них должна была занять трон монастыря. Я, родившийся в год железной собаки, в 1910 году, был самым старшим из них. Средний, который бы возведен на трон, родился в Голоке в год железной свиньи, в 1911 году. Близкий ученик предыдущего Рабджама Ринпоче и Гьлтсапа Ринпоче Качу Кунсанг Ньентрак Гьяцо из северного Гомей Денгкья распознал третью эманацию Рабджама Ринпоче. Это был мудрый, чистый и благородный человек - воплощение Ринпоче - и в течение трех лет он обучался в непревзойденном монастыре Ургьен Миндронлинг. После этого он переехал в Шечен и оставался там какое-то время.

Однажды, по какому-то случаю нас посетил Туптен Чокьи Дордже. Он сказал: «Этот ребенок – очень важный тулку монастыря Дзогчен. Вы должны отдать его мне». Но мой отец ничего не ответил и про этот случай забыли. Позже мой отец взял с собой моих старших братьев Шедрупа и Сангье Ньенпу вместе со мной и Ламой Оселом, чтобы встретиться со всеми великими учителями того времени. Мы съездили к Адзому Друкпе, от которого мы в течение 10 дней получали учения по предварительным практикам Сердечной Сущности Великого Пространства, затем встретились с Пятым Дзогчен Ринпоче Туптеном Чокьи Дордже и другими ламами. Когда мы приехали в Шечен, Гьялтсап Ринпоче был в затворничестве в пещере Восьми Херук, поэтому с ним нам не удалось увидеться.

Когда мне было шесть лет, я получил посвящение долгой жизни от Кунзанг Дечен Дордже, который являлся реинкарнацией Джигме Гьялвай Ньюгу из северного монастыря Дзагьял. Во время объяснений его супруга, которую он называл Апо, держала книгу, открывая ее на нужных страницах. Когда он дошел до истории раскрытия терма, в которой автор садханы описывал свое видение Горы Цвета Меди, то стал рассказывать о том как сам побывал на Горе Цвета Меди и встретил там трехголового шестирукого Ракшу Тотренга в чистом видении. «Когда некоторые отправляются на Гору Цвета Меди, одни встречают Гуру Ринпоче в виде мирного проявления Цокье Дордже, а другие в виде Падмасамбхавы. Мне, однако, довелось увидеть его в виде Ракши Тотренга с девятью головами и восемнадцатью руками». Затем, удивившись тому, что он говорит, он сменил тему, сказав: «Что это я говорю? Апо, покажи мне, на какой странице мы остановились». После посвящения долгой жизни я сообщил ему, что в следующем году мы планируем отправиться в паломничество в Центральный Тибет и Цанг и попросил духовной защиты для всей моей семьи. «Я буду молиться о тебе», - сказал он. – «Обычно, если жена мне не напоминает, я забываю, кого нужно упомянуть в своих молитвах, но тебя я не забуду, маленький мальчик с темным лицом! Ты и я были неразлучны многие жизни. Я помню, как в предыдущей жизни мы вместе поймали лягушку на берегу реки. В пословице говорится, что весной, когда нечего есть, лягушка держит рот открытым, а осенью, когда много еды, лягушка сидит с закрытым ртом. Так вот та лягушка сидела с закрытым ртом, и мы пытались открыть ей рот ложкой». Затем он повернулся ко мне и спросил: «Ты узнаешь меня?» «Ты узнаешь его?», - спросил мой отец. «Да, я узнаю его», - ответил я. «Я хочу сделать ему хороший подарок» - заявил Кунзанг Дечен Дордже. Обычно он не интересовался материальными вещами, ему нравились только чашки и у него была целая коллекция редких и драгоценных чашек, которой он очень дорожил. Поскольку он был инкарнацией Джигме Гьялвай Ньюгу, то у него хранились очень ценные реликвии. Бывало, обычные посетители, такие как жители деревень, говорили ему: «Какая красивая статуэтка», и он запросто мог ее подарить, а потом случайно выяснялось, что эта статуэтка являлась терма. Таким образом он раздавал всевозможные ценности, редкие книги и прочее, ему просто не было до них никакого дела. Однажды он раздал все статуэтки, после чего ламам пришлось собирать их по окрестностям, чтобы вернуть в монастырь. Но ему было все равно, все, что его волновало – это его чашки. Он всегда за ними ухаживал, и рассматривал по одной. Он прятал чашки под одеждой, а когда наступало время ложиться спать, он говорил: «Что это?» и доставал очередную чашку из своего рукава. В этот раз он повернулся к Апо и сказал: «Принеси мою коробку с чашками». Он порылся в ней и подарил мне маленькую синюю китайскую чашку, наполненную тремя сладостями, и посмотрел на меня с большой любовью. Очевидно Кунзанг Дечен Дордже рассказал ту же самую историю предыдущему Онпо Тенга из Геманга.

Однажды Кунзанг Дечен давал наставления по учению Дзогчен и дойдя до понятий «светоносный», «яркий» и «ясный»30, он произнес: «Я не могу объяснить эти понятия. Спросите моего маленького мальчика из Геманга»31. Однако на следующий день он сказал: «Во сне я встретил Гуру Ринпоче на Горе Цвета Меди и задал ему этот вопрос, и он мне все объяснил». Позже когда ученики спросили Кхенпо Йонга, его объяснение было практически таким же, которое дал Гуру Падмасамбхава Кунзангу Дечену.

Апо была очень предана Кунзангу Дечену и все время прислуживала ему. Без нее он не мог ничего сделать и всегда говорил, что если бы она умерла, он не прожил бы и дня. Однажды она отправилась куда-то совершать затворничество и умерла. Зная, как Кунзанг Дечен относился к своей жене, местные жители, хорошенько подумав, решили, что они не могут сами рассказать ему о случившемся, поэтому они решили позвать его близкого друга Мура Тулку, чтобы он взял на себя это нелегкое дело. Мура Тулку пришел в его дом и сказал: «У меня есть новость, о которой очень сложно рассказать». «Какая?», - спросил Кунзанг Дечен. Мура Тулку ответил ему: «Апо умерла». «Что? Почему у вас у всех такие лица?», - сказал Кунзанг Дечен к всеобщему удивлению. «Разве ты не практик Дхармы? Ты всегда говоришь, что все есть Дхарма. Так посмотри на себя, что ты делаешь? О чем ты беспокоишься? Она всего на всего умерла. Всем приходится умирать».

Он был достаточно диким и непредсказуемым, никогда ни к чему не привязывался. Когда кто-то предложил: «Мы должны почитать священные тексты для Апо», Кунзанг Дечен согласился прочитать текст из Учителя Изначальной Мудрости, но после того, как он прочел несколько слов, он рассмеялся и сказал: «Какой в этом смысл? Она уже в раю, поэтому давайте оставим это».

Перед тем, как мы отправились в паломничество в Центральный Тибет и Цанг, мне посчастливилось получить посвящение долгой жизни и передачу на Устные наставления по постепенному пути сущностной мудрости от реализованного мастера Джамьянга Тракпы. В монастыре Килунг мне выпала честь получить учения по Шести бардо от великого бодхисаттвы Дзамуры Джигме Пема Дечен Зангпо, а также посвящение в состояние осознавания из Собрания Видьядхар, и приводящие к созреванию наставления Учителя Изначальной Мудрости32. Несмотря на то, что эти учения были тайными, я получил их вместе с моим отцом, когда он поехал на летнее собрание, а поскольку я был тулку, ко мне отнеслись с чистым видением.

Паломничество в центральный Тибет

В год огненного дракона, в 1916 году, когда мне было семь лет, мы совершали паломничество через Центральный Тибет и Цанг, во время которого направились в северный Таклунг, где попали на аудиенцию к Матрулу Ринпоче, который с силой шлепнул меня три раза по голове. На следующее утро, когда он принял нас в своей внутренней комнате, мой отец показал ему свою амулетную шкатулку, в которой хранились защитные предметы от вредоносного оружия. Среди них была ритуальная пурба, сокровище, которое обнаружил великий Кьейо Видьядхара Лераб Цал в воздушном вихре33. Покрутив ее в руках, Матрул Ринпоче сказал: «Твоему сыну нужна эта защита», и дал мне пурбу. После этого он повернулся к моему отцу и сказал: «Ты должен внимательно присматривать за этим ребенком, потому что он является реинкарнацией ламы. Ты хочешь, чтобы бы он стал главой семьи или монахом?». «Он будет главой семьи», - ответил мой отец. Матрул Рипоче рассмеялся и сказал: «Посмотри, как он будет вести хозяйство. Все будет понятно, когда ему исполнится двадцать лет!» Когда он вернулся в дом, где мы остановились, мой отец сказал: «Ламы не позволят мне оставить сына себе, но я не позволю ему стать ламой. У нас большая семья, поместье, и много земли, за которой нужно присматривать. Я хочу, чтобы он стал мирянином и смог обо всем позаботиться».

В Цанге мы получили посвящения долгой жизни от великого пандиты Чокьи Ньима и Сакья Гонгма из дворца Пунцок, великого покорителя этого мира. Также мы встретили Триле Ринчен, сестру главы монастыря Дролмы34. В Цурпу мы встретились с Пятнадцатым Кармапой и Минлингом Триченом вместе с его сыном и видели в Цурпу ритуал бросания торма35. В то же самое время я чуть не умер, заболев корью, и сын Чоклинг Тертона, Чоктрул Гьюрме Цеванг Тенпел, сказал нам совершить выкуп стольких жизней, количество которых соответствовало моему возрасту. В течение нескольких дней он провел сто пиршественных подношений из цикла Сердечной практики, устраняющей все препятствия, и благословлял меня при помощи драгоценной статуи, сокровища, обнаруженного Тертоном Чоклингом, поэтому вскоре я выздоровел. Я почувствовал, что хлопки Матрула Ринпоче по моей голове также помогли мне очистить препятствие, мешавшее моей жизни.

Мои родители, братья, сестры и я совершили длительное паломничество в Центральный Тибет, Цанг и на юг, делая подношения в трех священных местах передачи учения и во всех святых местах и храмах36. Несмотря на то что наше паломничество было очень обстоятельным, я был слишком маленьким, и видя храмы будучи ребенком, я не думал о том, насколько они важны. Мы также приняли участие в пиршественном подношении на Великом молитвенном собрании37. После этого мы отправились в Нгор Эвам Чоде, где встретились с Кхангсаром Чен Ринпоче, который попросил отдать меня ему, чтобы тот назначил меня одним из Забдрунгов38. Позже когда он приехал в Кхам, он повторил те же самые слова. Мой отец поинтересовался, почему тот продолжал настаивать на своем. Кхангсар Кхен Ринпоче ответил: «Мне приснились монахи из Нгора, которые совершали развернутую церемонию, в конце которой они приветствовали ребенка. На следующий день, пока я недоумевал, кто же был этот ребенок, он появился передо мной. Твой сын был тем самым ребенком, которого приветствовали монахи в моем сне, поэтому он, должно быть, является эманацией великого святого».

• Назад к содержанию>>>