Предисловие Дзонгсара Кхъенце Ринпоче — различия между версиями

Версия 14:54, 6 февраля 2012

Khyentse Rinpoche with Dzongsar Khyentse Rinpoche at Tashijong in 1972.

  Каким бы скромным ни был мой рассказ о жизни Дилго Кхъенце Ринпоче и его огромном наследии, я предвижу, что сегодняшнее поколение учеников с трудом сможет поверить в то, что один человек мог так многого достичь в течение одной жизни. Тем не менее фантастические истории являются неотъемлемой частью буддистской традиции, а сутры махаяны и тантрические тексты изобилуют удивительными подробностями о том, какие поступки приходилось совершать великим мастерам в течение жизни и какие трудности и лишения приходилось преодолевать великим бодхисаттвам прошлого с тем, чтобы иметь возможность получить учения и практиковать их.

  Наиболее значимыми примерами такой судьбы являются жизни великих мастеров риме Джамьянга Кхъенце Вангпо и Джамгона Конгтрула Лодро Тайе, которые в девятнадцатом столетии стали реформаторами тибетского буддизма, вдохнувшими в него новую жизнь. Их вклад в буддистское наследие невозможно переоценить. Количество одних только текстов, написанных ими, настолько велико, что сложно поверить, что в течение жизни они занимались чем-то, кроме написания текстов. Таким же образом количество учений, полученных ими, настолько велико, что остается только недоумевать, как они успевали делать что-то еще. Помимо этого, им самим удалось даровать такое невероятное количество учений, которое, казалось бы, невозможно успеть передать за одну жизнь.

  Для многих из нас подобные истории в лучшем случае кажутся сомнительными. Хотя кто-то вроде меня, кому посчастливилось встретить такого великого мастера как Дилго Кхъенце Ринпоче, чья активность разнообразна настолько, насколько же обширна, в состоянии почти поверить в существование таких продуктивных и самоотверженных  учителей. Конечно, из разных книг мы узнаем о замечательных качествах, которыми обладают высоко реализованные мастера, и об их «правильном» поведении и образе жизни. Однако мне было бы сложно поверить в то, что кто-то в действительности может обладать такими многочисленными добродетельными качествами и делать так много для других, если бы я не встретил Кхъенце Ринпоче, который являлся живым примером подобного чуда. Не будь у нас перед глазами такого примера, жизнеописания великих мастеров прошлого казались бы менее правдоподобными и походили бы на древние легенды, подобно древнегреческому мифу о Геракле, совершившем двенадцать подвигов.

  Тем не менее, я сочувствую скептикам и тем, кому не посчастливилось встретиться с Кхъенце Ринпоче и провести с ним время. Несмотря на то, что я своими собственными глазами видел то, что он делал, оглядываясь назад, я все равно с трудом верю в некоторые вещи, которые происходили, так что уж говорить о сомнениях тех, кто при этом не присутствовал.

Должен признаться, пока Ринпоче был жив, я не отдавал себе отчета в том, каким он был удивительным. Я понял это намного позже, когда я и некоторые другие его ученики стали пробовать подражать ему в своих занятиях. Именно тогда мы стали понимать, каким трудолюбивым, неутомимым и решительным он был, всегда изыскивая всевозможные способы помогать другим, никогда не заботясь о себе. Возможно, это звучит невероятно, но я не помню, чтобы Ринпоче когда-либо позволял себе брать выходной. Несомненно, бывали деньки поспокойнее остальных, но вместо того, чтобы подольше поспать или посмотреть какой-нибудь фильм, Ринпоче любил собрать вокруг себя своих старых учеников и учеников своих учителей и проводить время за рассказами и воспоминаниями о жизни своих учителей. Для Ринпоче это было что-то вроде развлечения. Те счастливчики, которые принимали участие в таком времяпрепровождении, получали от этого огромную пользу.

  Во времена упадка, когда скептицизм ценится намного выше чистого восприятия, вполне возможно, что многие, читая эти строки, подумают, что я нарочно преувеличиваю необычайные качества и достоинства Ринпоче, потому что являюсь одним из его учеников. Однако я, наоборот, опасаюсь недооценить их, поскольку у меня не хватит ни слов, ни времени, чтобы в достаточной мере описать все достоинства Кхъенце Ринпоче. Я надеюсь, что со временем о наиболее ярких следах, оставленных этим великим человеком, станет широко известно, и в будущем у мира появится возможность узнать о Ринпоче больше, подобно тому, как когда-то мир заново открыл для себя Леонардо Да Винчи, спустя века после его смерти.

  Когда бхикшуни Джинба Палмо попросила меня написать вступительное слово к автобиографии Кхъенце Ринпоче, с одной стороны я преисполнился радости от мысли, что меня посчитали достойным выполнить эту задачу. Однако с другой стороны, я испытывал волнение, прекрасно понимая, что все, что бы я ни написал, это всего лишь небольшой отблеск истории этого необычайного человека. Это напомнило мне о том, как я много раз просил Таши Намгьяла, старого помощника Джамьянга Кхъенце Чокьи Лодро, рассказать мне о жизни моего предшественника. Меня всегда расстраивало, что на все мои нетерпеливые расспросы Таши Намгьял отвечал мне молчанием, поскольку полагал, что все сказанное им будет вводить в заблуждение. Сегодня я испытываю намного больше сочувствия к нему, потому что столкнулся с точно такой же проблемой. 

  В этих строках я постараюсь представить вам Кхъенце Ринпоче. Из того, что я знаю о буддизме ваджраяны, сам акт представления, а в особенности гуру, обладает чрезвычайной важностью. В то время как последователи ваджраяны видят в своем учителе Будду, - а считается, что в наш мир пришли и еще придут тысячи будд, - для практикующих их собственный учитель занимает главное место в духовной жизни. Учитель - единственный, кто взаимодействует с нами напрямую, он вносит беспорядок в нашу организованную сансарическую жизнь и, даже если ему не удастся ее полностью разрушить, то у него наверняка получится оставить вмятину на нашем раздутом эго. Строго говоря, рассказывать о своем учителе  –  все равно что рассказывать о Будде. Для того, кто следует духовному пути, нет ни одного более важного действия, чем это. По этой причине я уверен, что мой вклад в виде этого вступительного слова к автобиографии одного из самых почитаемых и любимых учителей своего поколения, позволит мне накопить огромное количество заслуг.

  Если кто-то из вас рассчитывает прочитать здесь житейские истории, полные драмы, ликования, напряжения, романтики, с кульминацией сюжета, прошу вас, оставьте ваши ожидания, потому что на этих страницах вы не найдете ничего подобного. Тем не менее, с другой стороны, здесь есть все: душераздирающая драма отречения, героическое ликование от победы над гордостью и злостью, кульминация в виде победы над эгоизмом при помощи взращивания бодхичитты, а также трогательная романтика сострадания этого уникального человека, единственным желанием которого было собрать в своем сердце страдания всех существ, не отказывая и не оставляя никого. Я думаю, что нет ни одного художественного произведения, где бы описывалась более проникновенная и вдохновляющая история глубокого внутреннего путешествия выдающегося человека, чем та, что рассказана в автобиографии Ринпоче.

  Обычно целью любой истории является рассказ о герое, его взлетах и падениях для того, чтобы читатели могли разглядеть в нем себя, избежать возможных ошибок, а также почерпнуть из этой истории вдохновение. Автобиография Ринпоче не является исключением. На пути Дхармы мы часто вспоминаем жизнеописания великих мастеров прошлого. Сам Будда советовал делать это, поскольку, к примеру, смелый поступок Сиддхартхи, покинувшего отцовский дворец и отрекшегося от мира, может кого-то вдохновить и придать сил. Слышать такие истории одно, но сможете ли вы получить от них пользу или нет, зависит от ваших способностей. Ученик, обладающий наивысшими способностями, может достичь освобождения путем слушания, однако, не многие из нас настолько одарены. В то время как внешняя история жизни Ринпоче, несомненно, является для нас источником вдохновения, внутренняя и тайная биографии великих учителей остаются практически недоступными, поскольку их невозможно ни описать, ни измыслить. Это не просто красивые слова. В действительности невозможно подобрать ни слов, ни языка, чтобы полностью выразить истинный смысл, и очень немногие из нас обладают достаточным потенциалом, чтобы понять подобные вещи.

Тибетцы говорят, что все в нашей жизни - это подражание. Тот, кто делает это лучше всех, считается самым способным. Если мы посмотрим вокруг, то заметим, что все стараются подражать друг другу, и у каждого из нас есть пример для подражания, который мы стремимся скопировать. К сожалению, многие из нас стремятся подражать обычным людям, добившимся материального благополучия. Нам не хватает энтузиазма искать достойный пример для духовного подражания, и даже если у нас есть такое устремление, с точки зрения моего нечистого видения, существует не так уж много действительно духовных примеров для подражания. Я отчасти чувствую свою ответственность за это положение, поскольку в глубине души таких людей, как я, что-то произошло с мотивацией, особенно это выражается в нашем отношении к учителям.
Например, я прекрасно помню, как я остался один, когда Ринпоче был вынужден покинуть Катманду и уехал в Бутан. Я был опустошен. Я всегда чувствовал, что Ринпоче был мне как отец. И именно в тот день я почувствовал, как будто мой отец, самый важный для меня человек в моей жизни, оставил меня. Оглядываясь назад, я понимаю, что в основе моих переживаний лежала, скорее, моя собственная неуверенность, нежели истинное желание просветления. Хотя для Ринпоче указывать на ошибки своих учеников было работой, тем не менее унижать кого-то из нас публично, делая замечания по поводу нашей неверной мотивации, было не в его правилах. В действительности он даже всячески способствовал тому, чтобы мои чувства к нему окрепли, поскольку он всегда вел себя со мной, как мой отец. Я все еще чувствую, как его огромная рука ласково гладит меня по голове, напоминая мне о том, что он скоро вернется и мне незачем беспокоиться. Я, стиснув зубы, все еще воображаю, что могу справиться со всем, чем угодно, хотя в действительности еле сдерживаю слезы. Дело в том, что моя способность оценить в полной мере своего учителя была совершенно искажена моим ограниченным восприятием его как отцовской фигуры, которой мне всегда так не хватало. Даже сегодня, когда я перебираю в голове воспоминания о нем и о том, что он делал, мое сердце разбивается от мысли, что в то время я считал большинство из его поступков совершенно обычными, никогда не подозревая об их истинном смысле. Мне грустно и немножко стыдно об этом вспоминать, но я стараюсь утешить себя тем, что сейчас, хоть и с опозданием, я гораздо больше понимаю, как объяснить все, что он совершал, и более полно осознать, насколько он был велик.
Должен признаться, что по сей день я не знаю, являются ли мои чувства к Ринпоче истинной преданностью или просто привязанностью, поскольку настоящая преданность, как объясняется в тантрах, должна выходить за пределы обычных концепций. Наверное, лучшее, что я могу сделать, так это стремиться быть по-настоящему преданным, ведь даже эта способность появилась у меня исключительно благодаря влиянию Ринпоче, чья преданность и восхищение своими учителями послужила для меня таким важным примером. Каждый раз когда я читаю строки, которые Кхъенце Ринпоче посвящал кому-то из своих учителей, в прозе или стихах, я словно читаю не описание человека, а получаю полное введение в учение Будды на разных уровнях. Кажется, будто он захватывает нас, своих читателей, в необычайное путешествие в совершенно новое измерение или иную сферу существования. Я отчетливо помню каждый раз, когда Кхъенце Ринпоче упоминал о ком-то из своих учителей, даже вскользь, в независимости от обстоятельств это становилось поводом для выражения почтения – так воспоминание о каждом из них было ему очень дорого.
Однажды Кхъенце Ринпоче отправился в Восточный Тибет в сопровождении целой группы своих учеников, включая меня. После долгого путешествия мы добрались до монастыря Дерге Гончен, перед которым собралась многотысячная толпа людей, которые хотели хотя бы одним глазком взглянуть на Кхъенце Ринпоче. В какой-то момент один парень, смахивавший на хулигана, приблизился к Ринпоче, держа в руках кучу грязного тряпья. Вокруг была такая суматоха, что я не придал этому большого значения. В это время молодой человек кое-как размотал тряпки, достал оттуда статуэтку Манджушри и пробормотал что-то невнятное, обращаясь к Ринпоче. Тем не менее Тулку Пема Вангьял услышал его просьбу и передал его слова на ухо Кхъенце Ринпоче. Я сразу же уставился на Ринпоче, который, к моему удивлению, безудержно разрыдался как ребенок, как будто его сердце было готово вот-вот разорваться. Мы все были поражены – до этого мы очень редко видели Ринпоче плачущим - и каждый из нас испытал одно и то же ощущение: как будто время остановилось. Позже мне удалось узнать, что же так глубоко тронуло Кхъенце Ринпоче. Оказалось, что статуэтка, которую поднес ему парень, уцелевшая во времена культурной революции, раньше принадлежала Мифаму Ринпоче, одному из любимейших учителей Ринпоче.
Все, что делал Кхъенце Ринпоче, всегда соответствовало пожеланиям его учителей или было всецело посвящено исполнению их устремлений. В наше время, когда каждый стремится стать первооткрывателем и изобрести что-то оригинальное, не задумываясь даже о том, чтобы воздать должное тем, у кого они заимствуют свои идеи, Кхъенце Ринпоче был уникален: если кто-то и создал в мире что-то совершенно новое, то это был Кхъенце Ринпоче. И все же вся его жизнь целиком была посвящена служению своим учителям.
Давайте на минуту забудем о духовном пути и взглянем на Кхъенце Ринпоче с точки зрения обычного человека. Даже тогда будет абсолютно невозможно им не восхищаться: я не встречал таких легких и открытых людей, как он. Многие учителя, в особенности высокие ламы, обычно держатся более строго и отстраненно. Вы не можете позволить себе поговорить с ними по-дружески, не говоря уже о том, чтобы пошутить о чем-нибудь невинном в их присутствии. Кхъенце Ринпоче был совершенно на них не похож, он был очень прост в общении и был готов сразу же предложить теплую и очень близкую дружбу каждому, с кем знакомился, не создавая ненужной дистанции, препятствующей общению.
Он также был выдающимся лидером и, подобно индейскому вождю или знаменитому предводителю самураев, никогда не терял самообладания в беспорядочных или сложных обстоятельствах, какими бы беспокойными они ни были. Вместо этого, он всегда сохранял спокойствие и оставался невозмутимым подобно горе, совершенно без усилий распространяя вокруг себя всепроникающую уверенность, что само по себе порождало уверенность в тех, кто его окружал, а также абсолютную и непоколебимую равностность. Мы ни разу не видели в нем и намека на раздражение, даже когда его беспрестанно атаковали разгневанные ябеды, без устали жаловавшиеся на кого-то из монахов или тулку при монастыре. Несмотря на провокации, Кхъенце Ринпоче никого не ругал, а, наоборот, сглаживал ситуацию и утихомиривал людей при помощи юмора и мягкой силы своего присутствия. Поэтому каждый, кто приходил жаловаться, уходил от Ринпоче счастливым и удовлетворенным, даже несмотря на то, что Ринпоче и пальцем не шевелил, чтобы сделать что-то по поводу жалобы. Одной из самых сложных задач для лидера является заставить всех своих подопечных чувствовать себя любимчиками. До сегодняшнего дня я встречал только одного человека, который добился в этом настоящего успеха, не будучи при этом до боли банальным. Я каждый день сталкиваюсь с этой проблемой, поскольку меня тоже называют «учителем», но, из моего опыта, как бы я ни старался, большинство моих учеников жалуются, что я пренебрегаю ими или не замечаю их и, в целом, не уделяю им достаточного внимания. С Кхъенце Ринпоче все было по-другому. Каждый, от самых высокопоставленных лам и государственных министров до прохожего, переходящего дорогу за пределами монастыря, искренне верил в то, что ему принадлежит особое место в сердце Ринпоче. Я даже представить себе не могу, как это у него получалось! Возможно, такого рода способность развивается, когда мастер по-настоящему является тем, что тибетцы называют «драгоценностью, исполняющей желания». Существует огромная разница между тем, чтобы жить ради Дхармы и использовать Дхарму, чтобы зарабатывать на жизнь. Возможно, мое мнение может показаться предвзятым, тем не менее, на мой взгляд, большинство из так называемых духовных лидеров, существующих сегодня в мире, занимаются именно последним.
С самого раннего детства до самой смерти Кхъенце Ринпоче действительно жил ради Дхармы и никогда не использовал учение, чтобы заработать или улучшить условия своей жизни, хотя это ему ничего не стоило. Все же он был духовным титаном, обладавшим всеми подлинными качествами великого мастера, который всю свою жизнь поддерживал отношения с различными могущественными духовными и светскими людьми, на которых, если бы только захотел, мог оказывать огромное влияние. Он мог бы с успехом продать себя на рынке духовных услуг, однако, я ни разу не замечал, чтобы даже отдаленное подобие таких мыслей приходило ему в голову. Наоборот, когда такие честолюбивые ученики, как я, предлагали Ринпоче дать учение кому-то, кто, на наш взгляд, мог быть полезен монастырю, он не выказал к этому ни малейшего интереса. Вместо этого, он, не жалея сил и времени, давал учение какой-нибудь никому не известной монахине, приехавшей неизвестно откуда и оказавшейся на пороге монастыря в то утро.
После смерти Дуджома Ринпоче многие настаивали, чтобы Кхъенце Ринпоче принял предложение возглавить школу ниьнгма, и в конце концов он согласился. Оглядываясь назад, я понимаю, что его стиль руководства с почти зеркальной точностью отражает описания деятельности выдающихся генералов из древнеазиатских трактатах по военной стратегии. К примеру, он не чувствовал необходимости быть в курсе всего, что происходит вокруг. Иногда я просто недоумевал, интересно ли ему вообще происходящее! Он не был похож на травинку, растущую на вершине горы и готовую склониться под натиском ветра в любой момент. Когда вас так просто склонить к чему-то, то вы можете угодить кому-то ненадолго, но, как говорят тибетцы, в то же самое время другому вы рискуете обжечь нос. Ринпоче не был похож и на кусок дерева, который не в состоянии взять на себя ответственность, когда это необходимо, и пребывающий в абсолютном неведении по поводу происходящего. Он был, скорее, подобен прекрасном длинному шелковому флагу, надежно закрепленному на склоне огромной горы: когда было необходимо он всегда пребывал в действии, и при этом все время был устойчив.
Редко встретишь человека, который бы по-настоящему полностью владел ситуацией, будь то политической, экономической или военной. То же самое относится и к духовному миру, где редко встречается человек, способный достоверно рассказать о жизни Будды Шакьямуни и нести в мир подлинное учение Будды. В Тибете существует четыре школы тибетского буддизма, каждая из которых яростно отстаивает свои традиции. В каждой из школ насчитывается множество линий преемственности, которые в последнее время отстаивают в первую очередь свои собственные интересы, нежели интересы буддизма в целом. Несомненно, последователи своей линии преемственности делают это из лучших побуждений, реагируя на любую потенциальную угрозу и бросаясь оспаривать выдвинутые аргументы. Но зачастую они забывают о более широкой перспективе и, таким образом, интерес к учению Будды постепенно покидает их умы полностью. К сожаленью, приверженцы всех линий попадают в одну и ту же ловушку, развивая и пропагандируя тем самым идеи сектарианизма. Помимо этого, в их умы неизбежно закрадывается интерес к обычной мирской жизни. А когда это происходит, необходимость способствовать благосостоянию отдельно взятого монастыря или организации всегда начинает превалировать над сохранением линии преемственности. В результате, и, по моему мнению, это не будет преувеличением, тибетцы фактически забыли о Будде Шакьямуни и его учении. Великие мастера Джамьянг Кхъенце Вангпо и Джамгон Конгтрул Лодро Тайе, ставшие предвестниками несектарного подхода, заметили это слабое место и осознали важность и необходимость сохранения всех школ и линий преемственности внутри буддизма. Доказательства этого мы можем обнаружить в их работах. Можно с уверенностью сказать, что эти два выдающихся наставника прямо или косвенно способствовали сохранению всех линий преемственности, существующих в настоящее время. На мой взгляд, Кхъенце Ринпоче стал подлинным держателем традиции риме - великого наследия Джамьянга Кхъенце Вангпо и Джамгона Лодро Тайе. По сей день я не встречал ни одного мастера, который бы по-настоящему поддерживал дух риме так совершенно, как это делал Ринпоче.
Кхъенце Ринпоче никогда не позволял себе показного уважения к традиции риме, подобно ламам, которые довольствовались лишь тем, что просто украшали стены своих монастырей и домов портретами мастеров риме. Помимо этого, Ринпоче не стремился использовать политкорректный имидж риме, чтобы обрести популярность. Он по-настоящему лелеял и заботился о каждой линии передачи учения. Не раз помощники Кхъенце Ринпоче невольно расстраивали его печальными новостями о смерти учителей различных линий или сообщениями о спорах, разгоревшихся внутри линии.
Чтобы ощутить истинный вкус гениальности мастеров риме, необходимо прочитать полное собрание их сочинений. Если вы сравните их с работами Кхъенце Ринпоче, то обнаружите, что и те, и другие пропитаны одинаковым чувством благоговения перед учениями различных линий передачи. Редко встретишь такое почтение в работах мастеров прошлого и настоящего. Гораздо чаще подобные сочинения полны заявлений о превосходстве автора и его традиции над другими. Что же отличает мастера, который истинно придерживается несектарного подхода? На каком основании мы с уверенностью можем назвать кого-то подлинным мастером риме? Безусловно, трудно судить о том, кто на самом деле обладает внутренними качествами риме. В лучшем случае мы можем обратить внимание на внешние знаки, указывающие на это, что само по себе является ограниченным подходом. Однако на мой взгляд, о человеке многое может сказать тот факт, что он получал учения от мастеров различных линий передачи. В наши дни, когда ламы и их ученики ощущают необходимость защищать себя словно ревнивые супруги, мастера, получившие учения от более, чем ста учителей, как предшественник Кхъенце Ринпоче Джамьянг Кхъенце Вангпо, встречаются редко. Сейчас многие практикующие почитают за достоинство относиться к своему гуру с такой же преданностью, с которой члены политической партии относятся к своему лидеру. Испытывать такого рода преданность к своему учителю в действительности глупо. Таким образом, то, что они называют однонаправленной преданностью, превращается в однонаправленное предубеждение! У Кхъенце Ринпоче было более пятидесяти учителей из разных линий передачи, у которых он обучался, получая важные учения. Он чувствовал, что такой опыт принес ему огромную пользу, поэтому часто отправлял нас, своих собственных учеников, получать учения у других мастеров, независимо от того, хотели мы этого или нет. Когда я вспоминаю те времена, когда я находился рядом с Кхъенце Ринпоче, перед моими глазами отчетливо встает картина, которую я вряд ли снова увижу в моей жизни: нескончаемый поток представителей различных традиций от высокопоставленных лам до простых верующих, ежедневно заполнявший его комнату. Несомненно, я знаю учителей, которых часто посещают их ученики, но я больше не встречал мастера, к которому бы ежедневно стекались представители различных школ и традиций. А зачем они могли прийти, как не за Дхармой? На мой взгляд, это доказывает тот факт, что приверженцы различных традиций имели абсолютное доверие по отношению к Ринпоче. В самом деле, многие великие учителя, к которым мы сегодня относимся с большим уважением, были его учениками. Например, это Его Святейшество Далай-лама и последний Джамьянг Кхъенце Чокьи Лодро, который стал для Ринпоче одновременно и учителем и учеником. Наблюдая за тем, как развивается современный тибетский буддизм, я боюсь, что все, что эти великие мастера сделали для сохранения различных школ и традиций, будет вскоре стерто из памяти под натиском волны сектарианизма. Ведь не только современная молодежь, настроенная более материалистически, но и представители старшего, казалось бы, более «здравомыслящего» поколения сегодня придерживаются сектарного подхода. Сектарианизм стал одной из тех ошибок, которую миру уже никогда не удастся исправить. Даже тибетские ламы по сути ничего не могут с этим поделать, хоть эта проблема и не нова. История тибетского буддизма изобилует рассказами о его славном прошлом и при этом в них совершенно отсутствует интерес к удачам и преуспеванию соперников.
В наше время сектарианизм так силен, что нередко можно услышать, как даже реализованные мастера посмеиваются над концепцией риме, словно это был всего лишь неискренний жест доброй воли, цель которого на самом деле осталась недостижима. Так Джамьянг Кхъенце Вангпо и Джамгон Конгтрул Лодро Тайе вместе со своими трудами покинули этот мир, став легендами, до тех пор пока в этот мир не пришел Дилго Кхъенце Ринпоче, который явился воплощением обоих великих мастеров.
Интерес и внимание, с которыми Кхъенце Ринпоче относился ко всем школам тибетского буддизма, можно по праву назвать фанатичными. Он почти никогда не тратил времени на пустую болтовню. Целыми днями с раннего утра до позднего вечера он давал или разъяснял учения, редактировал записи, освящал книги, картины и статуи. Ринпоче был настолько реализованным мастером, что ему не нужно было получать учения самому, тем не менее если он узнавал, что какая-то линия передачи находилась под угрозой исчезновения – а случалось это довольно часто, поскольку Ринпоче сам следил за этим, - он просил держателя линии даровать ему передачу учения, даже если этот монах или йогин не внушал особого доверия.
Однажды, когда я сопровождал Кхъенце Ринпоче в паломнической поездке по Тибету, мы остановились провести один день в Ченгду. Согласно его расписанию, это был один из тех немногих дней, когда Ринпоче мог отдохнуть. Однако вскоре прошел слух, что Кхъенце Ринпоче прибыл в город с визитом, и к нам сразу пожаловала группа гостей с просьбой об аудиенции, среди которых был простой монах, держатель одного редкого учения, которое Кхъенце Ринпоче ни разу не получал. Он тотчас же попросил монаха передать ему это учение и, таким образом, день отдыха неминуемо превратился в один из самых деловых дней. Каждый раз когда мы путешествовали вместе, в самолете или в поезде, Кхъенце Ринпоче если не практиковал, то обязательно делал записи. Он писал не для того, чтобы утолить творческую жажду или прославиться, став автором какого-нибудь бестселлера, он писал комментарии к практикам или составлял воодушевляющие напутствия тем, кто стремится посвятить свою жизнь Дхарме. Одним из таких сочинений стало письмо Чогьяму Трунгпа Ринпоче, которое он написал на борту самолета:

Бриллиантовая Луна в небе, Океан Дхармы на земле

Пока старик Бриллиантовая Луна путешествует по небу,

Принц Океан Дхармы пребывает на земле.

Хоть иллюзорность обстоятельств и создает огромное расстояние между ними,

В сердечной сущности ума - измерения единого вкуса - не существует разделения.

Гирлянды света Бриллиантовой Луны струятся с высоты небес.

В тот момент, когда они касаются Океана Дхармы на земле, они превращаются в активность на благо всех живущих, рассеивая тьму мучений темной эпохи.

Поскольку в абсолютном смысле не существует разделения, то само по себе проявляется благоприятное совпадение.

Росток мудрости единственного отца Пема Дриме расцветает, как и задумано, заполняя Океан Дхармы,

Бриллиантовая Луна изливает живительный нектар истины – Нет другого способа, чтобы нам встречаться снова и снова.

Из прохладного Океана Дхармы текут временные реки в четырех направлениях: на восток, запад, юг и север.

Поскольку они едины в великом океане активности будд, направленной на благо учения и всех существ, Принц входит в единое измерение Бриллиантовой Луны.

Маленькие слезы текут тонкой струйкой из уголков глаз единственного сына,

Явная грусть возникает в уме старика отца-луны – это плод нашей общей молитвы о том, чтобы не разлучаться на протяжении всех наших жизней.

Будучи уверенными в этом мы естественно покоимся в нерожденном пространстве.

Наши величайшие проводники подобны солнцу, луне и гирляндам созвездий, а мы - лучшие из всех счастливчиков, которые приняли на себя их активность.

Польза для всех существ от учений риме неисчерпаема. Это подношение с пиршества по поводу встречи с единственным отцом-гуру.

Темные тучи этих времен упадка чернее тьмы космоса.

И все же сила устремления вершить активность будд есть могучий ветер, который способен разогнать их.

Когда ветер поднимается, рассветает истинный смысл Бриллиантовой Луны,

И разливается Океан Дхармы, обнаруживая сокровища истинной радости и наслаждения.

В пространстве, где грустные мысли беспочвенны и не имеют основы,

Ты видишь свой собственный ум как искрящуюся улыбку изначального будды.

Забавный танец маленького мальчика спонтанно и радостно освобождает счастье и печаль в дхармакайе – пространстве единого вкуса.

Это не где-то вдали, поскольку является самопребывающей нерожденной мудростью, это не где-то рядом, поскольку запредельно наблюдателю и наблюдаемому.

Будучи невыразимо и запредельно речи и мысли, это заполняет все.

В беспечном состоянии без точки опоры нет ничего, что нужно было бы делать.

Если кто-то решит действовать, до тех пор пока существует небо, в пространстве и времени, благо для всех существ от учения неисчерпаемо.

Это и есть благая активность Манджушри, Самантабхадры и Лотосорожденного. Взяв на себя эту ношу, мы получаем великое удовольствие.

Для нас, йогинов, действия и проекции без точки отсчета уже растворились.

В состоянии расслабления все, что бы мы ни делали, возникает как украшение.

Хоть мы и появились на свет из влажной утробы жестокой и ужасной темной эпохи,

Мы не можем не петь оглушительную песнь наслаждения.

Поскольку у певца горло не в порядке, это может быть неприятно для ваших ушей.

Но слова истины без обмана льются жидким золотом.

Они доставляют уму радость, превосходящую ту, что способны породить сотни тысяч песен влюбленного.

Радуя, они заставляют тебя широко улыбаться.

Эта несвязная песнь безумца неприятна ученому.

Если это не доха какого-нибудь сиддхи, то кому это интересно?

Хоть я и знаю, каково истинное положение вещей, я ведом сильным потоком ветра мыслей.

Эти строки написаны в самолете пальцами, двигающимися как скачущее насекомое.

Когда я смотрю в небо, оно символизирует совершенное воззрение

На пути к безграничному дхармадату.

Сквозь это измерение беззаботного пространства, беспристрастно содержащего в себе все,

Сквозь это обширное всепроникающее пространство летит метеор.

Когда я смотрю в пространство, это напоминает мне об опыте естественной медитации.

Радужные облака, солнце и луна скитаются, не зная о существовании дня и ночи.

Это символ открытого пространства без увеличения и уменьшения. Ты наслаждаешься в состоянии беспечной медитации своего собственного нерожденного ума.

Безграничные горы, равнины и океаны земли символизируют действие бодхичитты на благо все живущих.

Активность будд естественным образом превращает в благо для всех все, что возникает,

Пребывая спонтанно до тех пор, пока существует небо.

Небо, океан, земля, солнце и луна имеют природу четырех элементов и их комбинаций.

Поэтому основа, путь и плод нераздельны в океане дхармадату.

Пусть я буду сидеть, спать и действовать расслабленно и свежо.

Это случайная песня, написанная в путешествии.

В небе передвигаются случайные тучи, навороты белых металлических крыльев работают случайным образом.

Эти строки - случайный след, оставленный стариком.

Со счастливым лицом и седой головой, улыбаясь, старик ковыляет, поддерживаемый под руки,

Однонаправленно желая нашей скорой встречи снова.

Эти строки с почтением написаны Мангалам, который путешествует на лучах солнца.

Впервые опубликовано в книге «Гаруда V», выпущенной издательством Ваджрадату Публикейшнз и Шамбала Публикейшнз. Перевод с тибетского выполнен комитетом переводов Наланда под руководством Чогьяма Трунгпа Ринпоче. Воспроизведено с позволения Дианы Мукпо и комитета переводов Наланда.

Когда Кхъенце Ринпоче останавливался где-то на долгое время, то практически всегда давал какое-нибудь учение или проводил интенсивный друбчен. Некоторые молодые тулку, которые в силу своей незрелости иногда могли вести себя беспечно и пропустить одну-две страницы инструкций, то и дело опаздывали или уходили раньше. Кхъенце Ринпоче всегда замечал это и после сессии спокойно подзывал молодых ринпоче к себе, показывал им, какие страницы они пропустили и просил, чтобы позже они не преминули получить устную передачу у тех, кто ее уже получил. Таким образом, Кхъенце Ринпоче переживал о том, о чем должны были переживать сами молодые тулку.
Я чувствую небольшое беспокойство по поводу того, что одна из самых примечательных работ Кхъенце Ринпоче может остаться непризнанной и неоцененной по достоинству. В то время как многие из нас черпают огромное вдохновение из его вполне очевидных видов деятельности, таких как учения, которые он давал и практики, которые он проводил, на ряду с этим существует также другое измерение его работ, невидимое для окружающих, но являющееся одной из самых выдающихся благих активностей будды – Кхъенце Ринпоче был тертоном, открывателем сокровищ, и в течение своей жизни он открыл множество новых учений, которые способны принести особенную пользу таким существам, как мы. Я не могу в полной мере выразить, как важны эти учения, и, вопреки распространенному в народе мнению, это вовсе не простые тексты, которые можно запросто написать.
Еще один аспект его деятельности открывателя сокровищ-терма заключался в том, что он заново излагал и разъяснял многие уже открытые ранее другими тертонами учения, которые было сложно понять или применять в той форме, в которой они существовали до этого. Кхъенце Ринпоче приводил их к более простому виду и приводил к ним подробный комментарий, чтобы практикующие в наши дни могли пользоваться этими открытиями. Это подобно тому, как будто он приготовил изысканное блюдо, а единственное усилие, которое нам осталось приложить, это съесть его.
Я знаю, что проводить сравнения совершенно неразумно, а с духовной точки зрения, это вообще граничит с преступлением, тем не менее с тех пор, как я узнал Кхъенце Ринпоче я не могу не сравнивать его с другими ламами, которых я встречал, – таково мое привычное заблуждение – и чаще всего я вижу в них много недостатков. Считается, что духовные учителя обладают разнообразными качествами, наличие трех из которых считается необходимым: быть образованным, дисциплинированным и добрым. Внешним и самым очевидным качеством мастера является образованность. Кхъенце Ринпоче не просто обладал поистине обширными знаниями сутр, тантр, философии, общей медицины, астрологии и поэзии, добившись всего в результате десятилетий упорной и кропотливой учебы, но и, как снова и снова описывается в текстах Махасандхи, большую часть знаний он получил не во время обучения, а вследствие вырвавшегося ума мудрости. В этом он был похож на великого мастера Ригдзина Джигме Лингпа.
Внутренним качеством духовного учителя является дисциплина, которая великими мастерами почитается даже больше, чем образованность. В буддизме дисциплина считается скорее искусным средством для обнаружения истины, нежели необходимым кодексом поведения.
Одной из главных проблем с кодексом поведения является то, что он, как правило порождает лицемерие всевозможного рода, а также нездоровый интерес дисциплинировать других, а не себя. Кхъенце Ринпоче никогда не ругал других за отсутствие дисциплины, в отличие от многих так называемых строгих монахов, чье дисциплинированное поведение заставляет всех остальных чувствовать себя виноватыми. Кхъенце Ринпоче был совершенно другим, и мне не раз доводилось наблюдать, как он сглаживал потенциально взрывоопасную ситуацию при помощи своих невероятных шуток.
Несмотря на то, что он был великим тантрическим видьядхарой и обладал строгой дисциплиной, внимательно соблюдая обеты бодхисаттваяны и ваджраяны, Кхъенце Ринпоче никогда не пренебрегал обетами колесницы шраваков, а относился к ним с большим уважением, не раз поражая этим своих учеников. Он с величайшим почтением относился к традиции пратимокши. Я бессчетное количество раз был свидетелем того, как Ринпоче складывал ладони в мудре почтения, завидев шафрановые одежды монахов-тхеварадинов, говоря при этом о том, какая удача нам выпала все еще лицезреть знамя Будды Шакьямуни, Льва Шакьев, Шакья Сенге. Он снова и снова повторял, что Виная является основой учения Будды. Кхъенце Ринпоче был чрезвычайно дисциплинирован, и это качество, возможно, становилось более очевидным в те моменты, когда рядом с ним не было практически никого, кто мог бы это заметить. Когда он занимался практикой, будь то ежедневные молитвы, пуджа или один из его многочисленных личных ретритов, он всегда приводил себя в порядок, одевал свои лучшие одежды и выглядел при этом безукоризненно. Во время друбчена он наряжался в самые изысканные парчовые одежды и использовал разнообразные праздничные священные головные уборы, соответствующие практике. По-другому дело обстояло, когда его навещали важные персоны. Казалось, он совершенно не обращал внимание на свой внешний вид и зачастую принимал гостей, среди которых бывали короли и королевы, с обнаженным торсом, будучи одетым только в нижнюю робу, которая напоминала Викторианскую юбку! Кхъенце Ринпоче не рассматривал одежду как возможность покрасоваться перед кем-то. При помощи нее он создавал самому себе совершенную атмосферу для практики и получения благословений. На мой взгляд, это один из примеров дисциплины, которой придерживался Кхьенце Ринпоче, лишенной лицемерия, единственной целью которой было создать атмосферу вдохновения, а не произвести впечатление на людей.
Даже в сложных ситуациях, например, при организации особого ритуала где-нибудь в отдаленной части Тибета, где было невозможно раздобыть все субстанции для подношения, или в случае когда откуда ни возьмись за благословениями приходили десять тысяч человек, Кхъенце Ринпоче никогда не шел на уступки, чтобы сделать жизнь проще для себя, а, наоборот, настаивал на том, чтобы делать в точности то, что требовалось для церемонии, которую он проводил. В то же время он не был одержим строгим соблюдением всех правил церемонии, и я сам видел, как однажды он с абсолютной уверенностью использовал в качестве ритуальной субстанции яблоко, когда это было необходимо.
По вполне понятным причинам образованные и дисциплинированные учителя производят большое впечатление на большинство учеников, поэтому последние меньше заинтересованы в поиске учителя, обладающего таким качеством как доброта. В конце концов доброта не всегда очевидна, к тому же большинство людей имеют свои представления о том, что такое доброта. Однако это третье тайное качество, характеризующее духовного мастера, несмотря на то, что оно менее всего востребовано и встречается реже всего, является самым важным и абсолютно необходимым. Если учитель прекрасно образован и дисциплинирован, но при этом не обладает добротой, он не сможет быть вам полезен. Тем не менее если он недостаточно образован или не придерживается дисциплины, но при этом обладает добротой, можно с абсолютной уверенностью сказать, что он сделает так, чтобы у вас было все, что вам необходимо для достижения просветления и сделает вашу жизнь духовно плодотворной. По этой причине вы можете полностью ему довериться. Ему может недоставать подробных знаний, он может быть подвержен смене настроения, однако, поскольку он посвятил свою жизнь Дхарме и искренне заботится о вашем благополучии, то вы в надежных руках. Что касается Кхъенце Ринпоче, невозможно перечислить все те бессчетные примеры проявления его доброты, которые я испытал на себе и свидетелем которых я стал.
Должен заметить, что та доброта, о которой мы здесь говорим, безусловно, запредельна нашим обычным представлениям, поскольку наша концепция доброты является относительной. Такие существа, как мы, считаем кого-то добрым, когда тот исполняет наши желания и потакает нашим прихотям, вплоть до того, чтобы не давать нам того, что нам действительно необходимо до тех пор, пока мы чувствуем себя счастливыми. Кхъенце Ринпоче не только всегда воодушевлял людей, используя всевозможные искусные средства, чтобы вести их по духовному пути, минуя пути ложных воззрений, но и был решителен и бескомпромиссен с учениками, чтобы уберечь их от совершения ошибок в практике. По сути Кхъенце Ринпоче так или иначе, прямым или косвенным образом, всегда направлял тех, кто к нему приходил, по пути Дхармы.

Великий ригдзин Джигме Лингпа написал свою знаменитую молитву благого устремления «Входя в город всеведения»:

Каковы бы ни были обстоятельства, в которых я пребываю, какая бы ситуация не сложилась,

пускай я никогда не испытаю даже малейшего желания следовать мирскими путями, противоречащими Дхарме!

Даже если в моем уме, находящемся во власти кармы и привычных склонностей, возникнет ошибочная мысль, пускай она никогда не осуществится!

Для меня эта молитва ригдзина Джигме Лингпы в точности отражает то мужество, которое демонстрировал Кхъенце Ринпоче будучи его инкарнацией, никогда не поступая только в соответствии с мирскими ожиданиями, какими бы сострадательными не казались такие действия с обычной точки зрения. Для таких существ, как я, пребывающих в иллюзии, такое почтительное уважение к Дхарме, упорное следование духовному пути и отказ от потаканию мирским ожиданиям в том случае, если это уводит в сторону от Дхармы, которые демонстрировал Кхъенце Ринпоче, достойны подражания. Это мужество не поддаваться ожиданиям других, уже само по себе является настоящей добротой. Исполнять то, что от тебя ожидают, вовсе не является проявлением доброты. За все то время, что я провел рядом с Кхъенце Ринпоче, я никогда не видел, чтобы он отвернулся от какого-нибудь ученика, не исполнив его просьбу или пожелание. Когда Кхъенце Ринпоче стал старше, многие из его окружения из лучших побуждений старались ограничить количество посетителей, которые приходили с ним повидаться в течение дня. Но это никогда не удавалось сделать, потому что как только Кхъенце Ринпоче узнавал, что его кто-то ждет – а он всегда узнавал об этом – он сразу же сам выходил навстречу своим посетителям. Я никогда не забуду, как за несколько дней до своей смерти, когда мы находились в Бутане, на встречу к Кхъенце Ринпоче пришла группа учеников из Гонгконга, которые попросили у него посвящение Арья Тары. Кхъенце Ринпоче очень плохо себя чувствовал и едва мог говорить, но все равно не отказал им в их просьбе. Он совершил все необходимые приготовления и, не смотря на плохое самочувствие, не изменил своего намерения дать посвящение.
На мой взгляд, в буддизме мы сталкиваемся с двумя вызовами, с одним из которых справиться легче, чем с другим. В первую очередь, стоит задача понять всю глубину и широту буддистской философии, что само по себе сложно, но выполнимо. Если усердно заниматься, много читать, слушать философские обсуждения снова и снова, то постепенно можно прийти к хорошему пониманию. Второй вызов намного сложнее: научиться понять простоту буддизма. Добиться этого сложнее, поскольку это очень легко. Чтобы справиться с первым вызовом, нам достаточно использовать наш рациональный ум и логику, но чтобы справиться со вторым, логика и рациональное мышление абсолютно бесполезны. Теоретически мы можем понимать, что нам нужно делать, но поскольку это так просто, если мы будем стараться, мы просто не сможем этого сделать. Грубо говоря, это все равно что знать, что курение опасно для здоровья, но при этом вместо того, чтобы отказаться от курения, - что будет логичным и верным решением - не суметь это сделать в силу укоренившейся привычки. Великий Сакья Пандита сказал: «Для того, чтобы разжечь огонь, вам понадобится увеличительное стекло, солнечные лучи и хворост. Если какой-то из компонентов отсутствует, то у вас ничего не получится». Подобным образом единственный способ справиться со вторым вызовом – и это самый легкий способ, - заключается в том, чтобы получить благословения своего гуру. Лучший способ попросить благословения учителя – это вспомнить о нем, а лучший способ вспомнить о нем – это прочитать его автобиографию.

Дзонгсар Кхъенце Ринпоче